понедельник, 19 октября 2020 г.

Мирра. Как она стала матерью Адониса?


Животному миру неизвестно понятие «кровосмешение», оно появилось у людей: видимо, в незапамятные времена люди заметили, что от соития близкородственных чаще появляются дети с отклонениями от нормы. Тогда и появился запрет на браки между родными братьями и сестрами, между отцом и дочерьми, между матерью и сыновьями. Через него переступали и по воле обстоятельств (Лот и его дочери), и по причине непреодолимой силы любви. Одна из таких историй – в девятой книге «Метаморфоз» Овидия. 

Скульптор Пигмалион изваял статую, в которую влюбился до безумия. В результате его усиленных молитв боги смилостивились, и его творение - Галатея – не только получило жизнь, но и у Пигмалиона и Галаатеи родился Кинир. 

У Кинира родилась дочь Мирра, обладательница невообразимой красоты: 

Отовсюду

Знатные ищут тебя домогатели. Юность Востока 

Вся о постели твоей соревнуется. 

Но девушка воспылала страстью к отцу. Она понимает грешность своего чувства: 

Все понимает сама, от любви отвращается гнусной 

Мирра, - "Где мысли мои? Что надо мне? - молвит, - о боги! 

Ты, Благочестье, и ты, о право священное крови, 

Грех запретите, - молю, - преступлению станьте препоной, 

Коль преступленье в том есть». 

Но греховные мысли не отступают, преследуют ее. Мирра хочет найти себе оправдание: 

Счастливы те, кто запретов не знал! Дурные законы 

Сам себе дал человек, и то, что природа прощает, 

Зависть людская клеймит. 

Она продолжает рассуждать (ее рассуждения говорят от том, что она была достаточно образована, по крайней мере, в этой части человеческих отношений): 

Говорят, что такие, однако, 

Есть племена, где с отцом сопрягается дочь или с сыном 

Мать, и почтенье у них лишь растет от любви их взаимной. 

Ее отчаяние безмерно: 

Горе мое, что не там привелось мне родиться! 

Мне сама его близость 

Стала проклятием. Будь я чужой, счастливей была бы! 

Она рассуждает о том, что произойдет, если она соединится с отцом: кем она будет матери, брату. Она пытается представить поведение отца: 

Думаешь, хочет и он? Воспротивится! Он благочестен, 

Помнит закон. 

И тут же она представляет себе, что и он хочет соединиться с ней: 

О, когда б им то же безумье владело!" 

Меж тем отец собирает женихов и просит Мирру выбрать желанного: 

Мирра сначала молчит, от отцова лица не отводит 

Взора, горит, и глаза обливаются влагою теплой. 

Но полагает Кинир, - то девичий стыд; запрещает 

Плакать, и щеки ее осушает, и в губы целует. 

Рада она поцелуям его. На вопрос же, - который 

Был бы любезен ей муж, - "На тебя, - отвечала, - похожий!" 

Он же не понял ее и за речь похваляет: "И впредь ты 

Столь же почтительной будь!" 

Слова о почтительности убили в ней всякую надежду на то, что ее тайные желания осуществятся. 

Наступает ночь, ночь бесконечных мук. Она не видит выхода и решает покончить счеты с жизнью, приготовила петлю. Но бдительная кормилица услышала подозрительные звуки и вошла в комнату. Она вынула несчастную из петли и в слезах просит открыться, рассказать, что происходит. Кормилица ей говорит, что она поможет ей заговорами, травами, чем угодно, и тайну сохранит. Мирра напрямую так и не сказала причину своего горя, но по намекам кормилица поняла, в чем дело – и стала соучастницей. 

Наступил праздник Цереры. Мать Мирры ушла из дома, поскольку во время этого праздника девять дней нельзя предаваться любви. Между тем кормилица застает Кинира одного, полупьяного и рассказывает ему о том, что есть девица, которая страстно хочет с ним соединиться. Кинир соглашается – и нянька говорит об этом Мирре. Мирра идет к отцу в спальню, а всё как бы предвещает беду: 

Трижды споткнулась, - судьба призывала обратно. Три раза 

Филин могильный давал смертельное знаменье криком. 

Все же идет. Темнота уменьшает девичью стыдливость. 

Мирра в нерешительности, она медлит, но 

старуха влечет; к высокому ложу 

Деву уже подвела и вручает, - "Бери ее! - молвит, - 

Стала твоею, Кинир!" - и позорно тела сопрягает. 

Так продолжалось несколько ночей, пока Кинир не увидел, с кем он был. Мирра убежала от его меча, страх увел ее далеко от дома. 


Виргиль Солис, Мирра, 1581, иллюстрация к «Метаморфозам» Овидия 

Она блуждала девять месяцев, пришло время рожать. Она обращается к богам с молитвой: 

Переменивши меня, откажите мне в жизни и смерти! 

Боги ее обращают в дерево: 

Корой источенная мирра 

Имя хранит госпожи, и века про нее не забудут. 

В то время плод созрел, как бы пришла пора появиться на свет: 

А под корою меж тем рос грешно зачатый ребенок, 

Он уж дороги искал, по которой - без матери - мог бы 

В мир показаться; живот бременеющий в дереве вздулся. 

Ребенка приняла сама Луцина – богиня деторождения, а ухаживали за ним наяды – речные нимфы. Ребенок вырос неописуемым красавцем – это был Адонис. 


Бернар Пикар, Рождение Адониса, иллюстрация к «Метаморфозам» Овидия 

Комментариев нет:

Отправить комментарий